Самая короткая ночь. Эссе, статьи, рассказы - Андрей Буровский

– Ну, тогда пускай будет так….

В саду созрели вишенки, ребята в лес пошлиИ пьяную букашечку под кустиком нашли.Какой-то мальчик хулиган ей лапки оборвалИ пьяную букашечку под кустик закопал.Когда созрели вишенки и яблочки опятьРебята снова в лес пошли букашечку искатьНо не найдя букашечки, поймали стрекозу,А глупый мальчик хулиган исправился в лесу.Он пьяную букашечку обратно раскопал,Приделал ножки новые, и с нею заплясал!Букашечка написала ему ведро винаС исправившимся мальчиком пошла плясать она!

Анюта слушает и медленно кивает.

– Видите? Так намного лучше. Только почему букашечка написала целое ведро вина?

– Так она же спиртоносная, Анюта! Ценнейшее насекомое. Мальчик с ней по хорошему, букашечка ему и налила.

– Целое ведро?! Она же маленькая. Налила бы рюмочку, и хватит…

С моей точки зрения существо, которое доится микроскопическими порциями – это не пьяная букашечка, а сущее недоразумение, но ведь и Анюта права. Букашечка, из которой надоилось ведро, должна быть размером с корову.

Правда, рюмка тут все равно не годится, разве что для самого начала, да она и в размер стиха не ложится. В общем, буду я еще думать, как усовершенствовать гимн студентов-энтомологов про славную пьяную букашечку.

А самое главное, стало окончательно понятно, почему полезны женщины для стареющих интеллектуалов: для душевного здоровья и правильного настроя в жизни. Чтобы даже старые непристойные песни превращались в еще более жизнерадостные.

Очень патриотическая пьянка

Все началось с того, что Дима Верхотуров собрал нескольких своих друзей – отметить выход очередной книжки. Ребята ухитрились поссориться, как именно принимать гостей, потому что сам Дима – живое порождение Средней Сибири, а его жена, напротив, живое порождение земли Московской, представление об обычаях и обрядах у них не всегда совпадает. Конечно, все это мелочи, ругались Дима с Настей недолго, часа два, а потом занимались любовью. Уже долго – чуть не опоздали начать убирать и готовить.

Михаэль Дорфман пришел с женой-украинкой, на два поколения моложе, принес бутыль сливянки градусов под 60, – приохотили родственники жены. Он хлопнул стаканчик сливянки и начал рассказывать, как ловил Ясира Арафата.

Омар Нессар слушал этот рассказ с большим неодобрением, вплоть до места, где Михаэль Ясира Арафата все же поймал, и тут же подружился с ним и его окружением.

– А вы как вообще относитесь к мусульманам?

– К хорошим – прекрасно отношусь.

Это Омару тоже понравилось, и он выпил с Дорфманом сливянки – про сливянку в Коране ничего не написано, там исключительно про вино.

Пан Помяновский тоже дерябнул сливянки, и заверил, что к евреям относится прекрасно. Особенно ему понравилось, как еврейские партизаны лихо «мочили» людей Бандеры, и только под Львовом разнесли три укрепленных лагеря.

– Мы даже сами возмущались, как они этих ребят резали.

Виталий Демьянюк оскорбленно выпрямил спину от этих речей, и забормотал что-то о безобразном вмешательстве в дела родного края всякой там шляхты…

– Друг мой! Так то – русская шляхта! Отменные люди! Храбрые люди! А то – какие-то отвратительные казаки! Уж мы их душили, душили…

– Казаков мы и сами душили…

– Я же и говорю! – Просиял пан Помяновский. – Русская шляхта всегда только и делала, что резала всяких казаков и москалей. Отличные ребята, по вам сразу видно, вы из них!

Виталий с расширенными глазами стал оценивать комплимент и впал в глубокую задумчивость.

В стороне Омар и афганский полковник Абдулла никак не могли понять, что пан Помяновский имеет против казаков, и тихо обсуждали – может, натравить его на кандагарских сепаратистов? А то эти пуштуны совершенно распоясались, да к тому же вопиюще неправильно трактуют положения ислама и неправильно читают Коран.

С ними согласился Игорь Кызласов: читать священные книги у нас совершенно не умеют! Тем более, напрочь забыты важные действия, которые необходимо совершать перед чтением священных книг. Молодежь пошла: даже правильно зарезать черного барана не умеют! Он, городской человек, в прошлом году учил трех шаманов на Уйбате.

Кристоф Дайнингер очень заинтересовался, как именно надо резать черного барана, и почему при этом не надо брызгать кровью позади себя, а только вправо и влево.

Тут раздался замогильный хохот, и из стены вывались двое. Один в простонародном армяке, с сивой бородищей, а в бородище – клочья соломы, другой – в расстегнутой грязной рубахе, такая же сивая борода торчит клочьями, волосы дыбом, а в руке – огромная оловянная кружка. Жуткий смрад сивухи шибанул из этой кружки, и сердце у меня упало: ну конечно! Едва запахло выпивкой, как явился мой дальний предок, Курт Шмидт. Хулиганские наклонности этого призрака хорошо известны всему Таллинну.

Недавно один протестантский поп решил изгнать Курта из Прибалтики. Как он выражался, «пусть убирается, откуда пришел», а то набилось их полную Эстонию. Но дело окончилось плачевно – Шмидт принялся за самого пастора; он регулярно вываливался из стены ровно в полночь с жутким хохотом и большим количеством сивухи. Пока Курт Шмидт рассказывал о левых романах пастора его жене, тот терпел. Но когда развеселый призрак обратился ко всей его пастве, пастор сам эмигрировал в Германию.

Курт весело заорал, и стал представлять своего спутника: уверял, что это еще один мой предок, Анисим, по другой линии. И жил одновременно с Куртом, совсем недалеко, на Новгородчине. Но пока Курта вешали шведы за кражу нескольких мушкетов (Курт продал их мятежным эстонцам и пропил), этот самый Анисим сам заколол вилами боярина Белецкого, чтобы тот не приставал к его жене. А сам сбежал в Тверскую землю, подальше от разъяренных бояр.

Сережа Белецкий очень заинтересовался этой историей, и стал расспрашивать, когда именно прикончили его предка.

– Ищо един… – Пробормотал Анисим, и потащил из сапога длиннющий ножик.

Дофман навалился на него вместе с полковником Абдуллой, вывернул нож, рассказали, что именно этот боярин очень даже милый и хороший. Пан Помяновский юбилейно улыбался и очень похваливал ножик. Курт Шмидт утробно хохотал, и отхлебывал из своей кружки.

Настя обняла их обоих, расцеловала, уверяла, что оба они замечательные и очень похожи на меня – даже борода такая же набок, и клочьями.

Анисим от ее поцелуев густо покраснел и засмущался, аки красная девица. А Курт Шмидт гадостно оскалился, похабно подмигнул и стал говорить всякие невежливые слова на жаргоне Рёвельских корабельщиков. К сожалению, Настюша поняла и звезданула привидение по морде.

Пришлось объяснить Курту, до какой степени изменились нравы в этом мире. Он куда-то исчез и появился с букетом фиалок.

– Кладбищенские! – Гордо сообщил он, принося Насте извинения.

Настя расцеловала его еще раз, к обоюдному удовольствию.

Пока Курт успокаивал Настю, полковник Абдулла научил Анисима материться, а Кызласов научил полковника Абдуллу правильно приносить жертвы духам холмов. Полковник проникся и понял, что как раз из-за этого неумения потерял три вертолета под Кабулом.

Дорфман, Демьянюк и пан Помяновский близко сошлись на общей платформе ненависти к москалям. Настя орала, что она москалька, и других москалей обижать не позволит. Помяновский лобызал ее ручки, объясняя, что Настя – шляхтянка, Демьянюк уверял, что таких девушек нет даже на Львовщине, а Дорфман намекал, что разрез глаз у нее чисто еврейский.

Кызласов чокался с Кристофом и научил его кричать «че!» вместо «прозит!».

Омар Нессар рассказал, как за ним гонялись нехорошие люди на афганской границе, и он прятался от них в старом колодце.

Курт Шмидт не одобрил его поведения, потому что за ним вот тоже на границе с Московией пытались нехорошо поступить, что-то кричали про контрабанду, но он сам на этих людей обиделся, и начал на них тоже охотиться.

Кристоф кричал, что такие как Курт, позорят Германию, из-за них приличному немцу скоро появиться будет негде.

Курт орал, что в гробу видел эту Германию, он в ней не был ни разу и не собирается, пусть в нее эмигрируют пасторы.

Анисим неумело покрыл матом их обоих: тренировался. Он даже раскраснелся от усилий, и был счастлив, как маленький ребенок.

Белецкий рассказывал нам с Димой анекдот за анекдотом, и был почти так же счастлив, как Анисим.

В общем, вечер удался. Только уже под утро появился такой маленький, скуластый и смуглый, осмотрел всех и задумчиво произнес: «Перкелё»…

– Не смей поминать при мне черта! Я приличное, богобоязненное привидение! – По-русски заорал Курт Шмидт.

– Все вы тут привидения… – Задумчиво и горько произнес этот маленький и смуглый, – Все вы родились после меня через тысячу лет, и все вы про меня давно забыли.